Конечно, об чем говорить! Гость нынче пошел ненормальный.
Все время приходится за ним следить. И чтоб пальто свое надел. И чтоб лишнюю
барашковую шапку не напялил.
Еду-то, конечно, пущай берет. Но зачем же еду в салфетки
заворачивать? Это прямо лишнее. За этим не последишь, так гости могут в
две вечеринки все имущество вместе с кроватями и буфетами вывезти. Вон
какие гости пошли!
У моих знакомых на этой почве небольшой инцидент развернулся
на этих праздниках.
Приглашено было на рождество человек пятнадцать самых
разнообразных гостей. Были тут и дамы и не дамы. Пьющие и выпивающие.
Вечеринка была пышная. На одну только жратву истрачено
было около семи рублей. Выпивка - на паях.
По два с полтиной с носу. Дамы бесплатно. Хотя это, прямо
сказать, глупо. Другая дама налижется до того, что любому мужчине может
сто очков вперед дать. Но не будем входить в эти подробности и расстраивать
свои нервы. Это уж дело хозяйское. Им видней.
А хозяев было трое. Супруги Зефировы и ихний старик -
женин папа Евдокимыч.
Его, может, специально пригласили на предмет посмотреть
за гостями.
- Втроем-то, - говорят, - мы очень свободно за гостями
доглядеть можем. Каждого гостя на учет возьмем.
Стали они глядеть.
Первым выбыл из строя Евдокимыч. Этот старикан, дай бог
ему здоровья и счастливой старости, в первые же пять минут нажрался до
того, что "мама" сказать не мог.
Сидит, глазами играет и дамам мычит определенные вещи.
Сам хозяин Зефиров очень от этой папиной выпивки расстроился
и огорчился и сам начал ходить по квартире - следить, как и чего и чтоб
ничего лишнего.
Но часам к двенадцати от полного огорчения и сам набрался
до полного безобразия. И заснул на видном месте - в столовой на подоконнике.
Впоследствии обнаружилось, что ему надуло фотографическую
карточку, и три недели он ходил с флюсом.
Гости, пожрав вволю, начали играть и веселиться. Начались
жмурки, горелки и игра в щеточку.
Во время игры в щеточку открывается дверь, находит мадам
Зефирова, бледная как смерть, и говорит:
- Это, говорит, ну, чистое безобразие! Кто-то сейчас выкрутил
в уборной электрическую лампочку в двадцать пять свечей. Это, говорит,
прямо гостей в уборную нельзя допущать.
Начался шум и треволнение. Папаша Евдокимыч, конечно,
протрезвился вмиг, начал беспокоиться и за гостей хвататься.
Дамы, безусловно, визжат, не допускают себя лапать.
- Хватайтесь, - говорят, - за мужчин, в крайнем случае,
а не за нас.
Мужчины говорят:
- Пущай тогда произведут поголовный обыск.
Приняли меры. Закрыли двери. Начали устраивать обыск.
Гости самолично поочередно выворачивали свои карманы,
и расстегивали гимнастерки и шаровары, и снимали сапоги. Но ничего такого
предосудительного, кроме нескольких бутербродов и полбутылки мадеры, двух
небольших рюмок и одного графина, обнаружено не было.
Хозяйка, мадам Зефирова, начала горячо извиняться - дескать,
погорячилась и кинула тень на такое избранное общество. И высказала предположение,
что, может быть, кто и со стороны зашел в уборную и вывинтил лампу.
Однако момент был испорчен. Никто играть в щеточку не
захотел больше, танцы под балалайку тоже расстроились, и гости начали тихонько
расходиться.
А утром, когда хозяин продрал свои очи, все выяснилось
окончательно.
Оказалось, что хозяин из боязни того, что некоторые зарвавшиеся
гости могут слимонить лампочку, выкрутил ее и положил в боковой карман.
Там она и разбилась.
Хозяин, видимо, круто налег на нее, когда заснул на подоконнике.
1927