Театр я не хаю. Но кино все-таки лучше. Оно выгодней
театра. Раздеваться, например, не надо - гривенники от этого все время
экономишь. Бриться опять же не обязательно - в потемках личности не видать.
В кино только в самую залу входить худо. Трудновато входить.
Свободно могут затискать до смерти.
А так все остальное очень благородно. Легко смотрится.
В именины моей супруги поперли мы с ней кинодраму глядеть.
Купили билеты. Начали ждать.
А народу многонько скопившись. И все у дверей мнутся.
Вдруг открывается дверь, и барышня говорит: "Валяйте".
В первую минуту началась небольшая давка. Потому каждому
охота поинтересней место занять.
Ринулся народ к дверям. А в дверях образовавшись пробка.
Задние поднажимают, а передние никуда не могут.
А меня вдруг стиснуло, как севрюгу, и понесло вправо.
"Батюшки, - думаю, - дверь бы не расшибить".
- Граждане, - кричу, - легче, за ради бога! Дверь, говорю,
человеком расколоть можно.
А тут такая струя образовавшись - прут без удержу. Л сзади
еще военный на меня некультурно нажимает. Прямо, сукин сын, сверлит в спину.
Я этого черта военного ногой лягаю.
- Оставьте, - говорю, - гражданин, свои арапские штучки.
Вдруг меня чуть приподняло и об дверь мордой.
Так, думаю, двери уж начали публикой крошить.
Хотел я от этих дверей отойти. Начал башкой дорогу пробивать.
Не пущают. А тут, вижу, штанами за дверную ручку зацепился. Карманом.
- Граждане, - кричу, - да полегче же, караул! Человека
за ручку зацепило.
Мне кричат:
- Отцепляйтесь, товарищ! Задние тоже хочут.
А как отцеплять, ежели волокет без удержу и вообще рукой
не двинуть.
- Да стойте же, - кричу, - черти! Погодите штаны сымать-то.
Дозвольте же прежде человеку с ручки сняться. Начисто материал рвется.
Разве слушают? Прут...
- Барышня, - говорю, - отвернитесь хоть вы-то, за ради
бога. Совершенно то есть из штанов вынимают против воли.
А барышня сама стоит посиневши и хрипит уже. И вообще
смотреть не интересуется.
Вдруг, спасибо, опять легче понесло.
Либо с ручки, думаю, снялся, либо из штанов вынули.
А тут сразу пошире проход обнаружился.
Вздохнул я свободнее. Огляделся. Штаны, гляжу, тут. А
одна штанина ручкой на две половинки разодрана и при ходьбе полощется парусом.
Вон, думаю, как зрителей раздевают.
Пошел в таком виде супругу искать. Гляжу, забили ее в
самый то есть оркестр. Сидит там и выходить пугается.
Тут, спасибо, свет погасили. Начали ленту пущать.
А какая это была лента - прямо затрудняюсь сказать. Я
все время штаны зашпиливал.
Одна булавка, спасибо, у супруги моей нашлась. Да еще
какая-то добродушная дама четыре булавки со своего белья сняла. Еще веревочку
я на полу нашел. Полсеанса искал.
Подвязал, подшпилил, а тут, спасибо, и драма кончилась.
Пошли домой.
1926